— Так вы раздумали их опрокидывать! — облегченно вздохнул Галькобород, вцепившийся было в рог хозяина. — Очень разумное решение, ваше золотое сиятельство! Чрезвычайно разумное! От этого были бы одни неприятности, — тут он заметил, что Крапивник снова меняет направление. — А куда же мы теперь? — спросил он, раздраженно теребя бороду. — Я думал, мы плывем обратно, ваше золотое сиятельство! Обратно к тому месту, где вы потеряли след.

— Нет, туда нам уже не надо! — ответил Крапивник и снова поплыл вверх по реке так быстро, словно встречное течение нисколько ему не мешало. — Хороший охотник полагается на чутье, а мое чутье говорит, что я найду серебряного дракона, следуя за тощим человечишкой. Ясно?

— Нет, — недовольно сказал Галькобород и чихнул трижды подряд.

— Ничего! — рыкнул Крапивник. — Вы, гномы, — землеройки, а не охотники. Ты, наверное, даже мокрицу поймать не способен. Помалкивай и смотри, чтобы тебя не смыло у меня с головы. Ты мне можешь еще пригодиться, — и он поплыл за лодкой с людьми в сгущающуюся ночь.

— Но я правда его видела! — говорила Гиневер отцу, который все еще стоял у борта и смотрел на горы.

— В бурлящей воде многое можно увидеть, милая, — Барнабас Визенгрунд посмотрел на нее с улыбкой. — Особенно в этой священной реке.

— Но он был точно такой, как ты рассказывал! — воскликнула Гиневер. — Чешуя у него золотая, а глаза омерзительного красного цвета!

Барнабас Визенгрунд вздохнул:

— Это только доказывает, что твоя мать была права. Я действительно слишком много рассказывал тебе об этом ужасном чудовище.

— Ерунда! — крикнула Гиневер. — Ты мне обо всех много рассказывал, и что, вижу я повсюду фей, великанов или василисков?

Барнабас Визенгрунд внимательно посмотрел на нее.

— Чего нет, того нет, — признал он.

Над снежными вершинами гор зажглись звезды. Стало холодно. Профессор поплотнее укутал платком шею дочери и серьезно посмотрел ей в глаза:

— Расскажи мне еще раз, что в точности ты видела.

— Он выглядывал из воды, — сказала Гиневер. — У самого берега. Глаза у него горели, как огненные шары, на голове… — она подняла руки над головой, — на голове у него два омерзительных рога, и на одном из них висел гном! Насквозь промокший гном!

Ее отец тяжело перевел дух:

— И ты все это успела рассмотреть?

Гиневер с гордостью сказала:

— Вы же учили меня смотреть внимательно!

Барнабас Визенгрунд кивнул:

— Да, и ты была хорошей ученицей. Фей в нашем саду ты всегда замечала первой, — он задумчиво посмотрел вниз по течению. — В таком случае надо полагать, — сказал он, — что Крапивника не занесло песком пустыни. Малоприятная новость. Мы должны сообщить ее Лунгу. Как только встретим его у монастыря.

— Как ты думаешь, он плывет за нами?

— Кто?

— Крапивник.

— За нами? — отец испуганно посмотрел на нее. — Ну, надеюсь, что все-таки нет.

Остаток ночи оба они то и дело смотрели через борт в черную воду. Но темнота скрывала от них Крапивника.

КОСТРИЩЕ

— Ничего не могу поделать, — сказал Бен, со вздохом склоняясь над картой крысы. — Не понимаю, где мы находимся. Пока мы летели вдоль реки, все было ясно, а теперь, — он пожал плечами, — это может быть что угодно, — он постучал пальцем по белым пятнам, которые, словно дыры, прерывали карту к востоку от русла Инда.

— Отличные перспективы! — простонала Серношерстка. — Что подумает профессор, если мы не прибудем вовремя в монастырь?

— Все из-за меня, — смущенно сказал Бен, складывая карту. — Если бы не пришлось меня искать, вы бы, наверное, были уже там.

— Ага, а тебя бы съел птенец, — ответила Серношерстка. — Не говори ерунды.

— Прилягте и поспите пока, — буркнул Лунг из самого темного угла пещеры. Он свернулся в плотный клубок, положил морду на кончик хвоста и крепко закрыл глаза. Полет в солнечном свете утомил его больше, чем три ночи непрерывного лета. Даже беспокойство о том, что они заблудились, не могло заставить его поднять отяжелевшие веки.

— Ты прав, — пробормотал Бен, ложась на холодный пол пещеры и кладя голову на рюкзак. Мухоножка прилег рядом с ним, опираясь на ладонь мальчика, как на подушку. Только Серношерстка осталась стоять, беспокойно принюхиваясь.

— Вы что, не чуете? — спросила она.

— Что? — сонно пробормотал Лунг. — Грибы?

— Нет! Пахнет костром.

— И что? — Бен открыл один глаз. — Здесь полно старых кострищ, ты же видишь. Похоже, здесь многие находили приют.

Серношерстка покачала головой.

— Некоторые из этих кострищ не такие уж старые, — сказала она. — Вот это, например, — она разбросала лапой обуглившиеся сучья. — Ему самое большее два дня, а вон то — совсем свежее. Костер здесь горел часа два-три назад.

— Ну тогда стой на вахте! — сонно пробормотал Лунг. — И буди меня, если кто зайдет, — и он заснул, не договорив.

— Два-три часа назад… Ты уверена? — сказал Бен, садясь и протирая глаза. Мухоножка, зевая, прислонился к его руке.

— Это которое, мохнатая морда? — спросил он.

— Вот это! — Серношерстка показала на крошечную кучку золы.

— О господи, — простонал Бен, снова ложась. — Это, наверное, был костер дождевого червя, Серношерстка, — он повернулся на бок и через мгновение уже спал так же крепко, как Лунг.

— Дождевого червя, как же! — Серношерстка сердито схватила свой рюкзак и села с ним у входа в пещеру. Мухоножка пошел за ней.

— Не могу уснуть, — сказал он. — Я столько спал за последнее время, что выспался на ближайшие сто лет, — он встал рядом с Серношерсткой. — Тебя правда беспокоит это кострище?

— Во всяком случае, надо быть начеку! — пробурчала Серношерстка и достала из рюкзака пакет с сушеными грибами, подаренный профессором. Мухоножка осторожно выступил на шаг из пещеры. Полуденное солнце накалило просторную долину. Стояла мертвая тишина.

— Вот так все выглядит на Луне, наверное, — заметил гомункулус.

— На Луне? — Серношерстка надкусила белый гриб. — Нет, мне всегда представлялось, что там по-другому. Туманно, влажно и очень холодно.

— Ага, — гомункулус задумчиво глядел вокруг.

— Надеюсь, это кострище оставили не эльфы, — проговорила Серношерстка. — Нет, эльфы не разводят костров. А тролли? Как ты думаешь, бывают горные тролли твоего роста?

— Никогда не слыхивал, — Мухоножка поймал пролетавшую мимо мошку и смущенно сунул ее в рот, заслоняясь рукой.

И вдруг Серношерстка предостерегающе прижала палец к губам. Она бросила рюкзак внутрь пещеры, подхватила Мухоножку и спряталась с ним за скалу.

Мухоножка услышал негромкое жужжание, потом стук, и ко входу в пещеру подкатился маленький пыльный самолет. Он был зеленый, как лягушка, и от носа до хвоста покрыт черными отпечатками лап. На крыльях красовался знак, показавшийся Серношерстке странно знакомым.

Дверь кабины рывком открылась, и оттуда вылезла серая крыса. Она была такая толстая, что костюм пилота сидел на ней, как шкурка на ветчине.

— Отличная посадка! — услышали Серношерстка с Мухоножкой ее голос. — Безупречная! Ты первоклассный пилот, Лола Серохвост, это уж точно, — крыса повернулась спиной к пещере и достала из своего самолета несколько рулонов бумаги, жердочки и бинокль.

— А книга где? — пробормотала она. — Гром и сломанный пропеллер, куда же я ее дела!

Серношерстка посадила Мухоножку на плечо, приложила палец к губам и вышла из укрытия.

— Тебя зовут Серохвост? — спросила она. Крыса подскочила и от испуга выронила все, что держала в руках.

— Что? Что? — пролепетала она. Потом вскочила в самолет и попыталась запустить мотор.

— Стой, стой! — крикнула Серношерстка, подбежала к самолетику и вцепилась в пропеллер. — Куда ты? У тебя, случайно, нет родственника по имени Гильберт, белого, как шампиньон?

Крыса ошарашенно смотрела на маленькую кобольдиху. Потом выключила мотор и высунула из кабины острую мордочку.

— Ты знаешь Гильберта? — спросила она.